Виттория только успела привести себя в порядок после морской прогулки. Сеньора Чиаро собиралась выпить чаю и полакомиться пирожными в гостиной, когда Жозефино сообщил ей, что некий сеньор просит встречи с Донной Инкогнито. - Попроси его присоединиться ко мне в чаепитии, - ответила Виттория и вышла в гостиную.
Мужчина вошёл в распахнутую Жозефино дверь и, остановившись на пороге, почтительно поклонился сеньоре, после чего выпрямился и, не решаясь всё же пройти вглубь комнаты, проговорил прямо со своего места: - Доброго дня, почтенная Донна, я прошу прощения за то, что побеспокоил, - по-итальянски француз говорил, в сущности, правильно, но с заметным акцентом и грассируя. - Ваше приглашение для меня большая честь, но я всего лишь принёс вам письмо, и не хотел бы утруждать вас своим присутствием и отвлекать.
Стоявшая у стола сеньора Чиаро улыбнулась: - Добрый день, сеньор, - приглашающий жест, как настойчивая просьба пройти в комнату. Мужчина, стоявший у порога был знаком ей. Однажды он уже передавал Виттории послание. – Вы нисколько не утруждаете меня… - изящные руки взяли маленький чайничек, едва наклонили, наполняя чашку и вернули на место. Каждый жест четко выверен и отточен.
Мужчина ещё секунду помедлил, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, и только потом с тихим вздохом всё же прошёл к столу и замер в шаге от него, молча глядя, как сеньора разливает чай, и явно не намереваясь садиться, пока она сама стоит. Не зная, куда деть руки, попросту сцепил их перед собой. - Благодарю вас за приглашение, Донна, - проговорил Франсуа, старательно пытаясь не смотреть на женщину в упор и перебороть желание изучить её повнимательнее; не каждый день всё же ему доводилось выпить чаю с кем-то, кому его господин поручал передать какие-то послания. А уж если учесть, что адресатом была женщина, то и вовсе редко. - Очень любезно с вашей стороны.
Лукавый взгляд исподволь, полуулыбка. Наполнив чашки самолично, Виттория села в кресло и сложила ладони на коленях: - Прошу вас, - внимательный взгляд небесно-голубых глаз пробежался по лицу и фигуре мужчины, и белокурая бестия подвинула ближе к другому краю стола вазочку с бисквитами.
- Благодарю, почтенная Донна, - снова чуть наклонил голову француз. С видимым облегчением сев - теперь не нужно было думать, куда пристроить руки, - мужчина потянулся к чашке с чаем. Только что нервно теребящие край манжета пальцы осторожно и на удивление изящно поднесли чашку к губам, Франсуа сделал маленький глоток, после чего бесшумно вернул сосуд на блюдце. Поднял глаза на женщину и улыбнулся, всё ещё чувствуя некоторую неловкость. - Очень вкусно. Потом вдруг встрепенулся, пробормотал под нос по-французски что-то неразборчивое о ранних проблемах с памятью, отправил руку во внутренний карман сюртука, извлёк оттуда продолговатый конверт без подписи и протянул сеньоре. - Вы были так любезны ко мне, что я совсем забыл, зачем пришёл, Донна, - виновато улыбнулся, обнаружив тонкие морщинки в уголках серых глаз. - Мой господин просил вам передать.
Донна Инкогнито взяла конверт, тут же раскрыла его, прочла послание, снова улыбнулась, открытой и жизнерадостной улыбкой: - Передайте вашему господину мою благодарность и примите мою вам, - Виттория сложила лист бумаги обратно в конверт и отложила на край стола. Взяла блюдечко и чашку, поднесла фарфоровую скорлупку к губам, сделала аккуратный глоток, поставила чашку на блюдце.
- Передам обязательно, не сомневайтесь, - кивнул француз, стараясь не выказать лишнего интереса тем, что мог написать герцог сеньоре и, собственно, почему именно ей. Бросив ещё один осторожный взгляд на женщину, на сей раз ненавязчиво оценивающий, Франсуа вновь уставился в свою чашку, которую спустя секунду поднёс к губам. Добавил тише, на родном языке и уже для себя: - Если увижу, конечно...
Акцент француза казался Витории забавным. Белокурая бестия опустила ресницы и взяла бисквитное пирожное, надкусила, вновь взглянув на слугу. Тихо произнесенная на французском фраза не ускользнула от ее внимания: - Давно ли вы служите герцогу де Нуарэ? – спросила молодая женщина как бы невзначай на его родном языке. Франсуа явно заинтересовал ее.
Губы француза невольно растянулись в улыбке: возможность перейти на родную речь явно показалась ему хорошим дополнением к чаю и бисквитам. Он с благодарностью взглянул на сеньору и, поставив чашку на блюдце, просто ответил: - Вот уже около пятнадцати лет, Донна.
- Немалый срок… - Виттория доела маленький бисквит и задумчиво покачала головой, - вы подождете меня пару минут месье? – женщина встала из-за стола и направилась к своей комнате, замерла у порога.
- Да, да, конечно, - кивнул француз, тоже поднялся из кресла, едва женщина встала, и сел лишь после того, как она отошла. Потянулся за бисквитом, сделал глоток чаю и молча стал ожидать возвращения сеньоры.
Донна Инкогнито вернулась через несколько минут. В руках молодой женщины, благоухающей сандалом и амброй, был умело засушенный между страниц побег Адениума, именуемого еще пустынной розой, с великолепно сохранившимися листьями и цветком. Завернув его особым образом в пергамент, она вложила гербарий в конверт и протянула его Франсуа: - Будьте любезны, передайте месье де Нуарэ мой ответ, - губы снова дрогнули в едва заметной улыбке.
Француз немного удивлённо проследил за жестами сеньоры, пока она заворачивала свой подарок, но, решив, что некий глубоко символический смысл сего презента остался для него скрытым, и понадеявшись, что герцог окажется куда более понятливым, больше не думал о наполнении свёртка. - Конечно, Донна, передам, - ответил мужчина, осторожно принимая из рук женщины конверт и бережно кладя его на край стола. Видя, что вручение послания для де Нуарэ отнюдь не означает, что чаепитие окончено, Франсуа дождался, пока женщина усядется, опустился в кресло сам и потянулся к бисквиту, отломав от него небольшой кусочек, который и поднёс ко рту, запив глотком чая. Взглядом над чашкой, опустив глаза, мельком окинул гостиную, заметил стоящий мольберт с незаконченной картиной, задержался на ней оценивающим взором на несколько секунд, прежде чем снова вернуть взгляд на чашку, которая снова без единого звука соприкоснулась с блюдцем.
Проследив взглядом за взглядом Франсуа, Виттория сочла нужным пояснить: - Это рисовал сеньор Скальцо, - сеньора Чиаро сделала глоток чая, внимательно глядя на слугу де Нуарэ. На незаконченном полотне медленно обретал плоть набросок обнаженной мужской фигуры, - Антонио задумал эпическое полотно и в свободное от прогулок время делает для него этюды, - фигура изображенная на прямоугольнике холста могла бы поспорить совершенством линий с Давидом, но последний явно уступал в изяществе безымянному юноше, чье лицо не представлялось возможным увидеть.
- И ангел отвернулся, познав зависть... - негромко в задумчивости проговорил мужчина, не то цитируя чьи-то стихотворные строки, не то вспомнив прочитанную некогда строку в книге. Потом вдруг словил себя на мысли, что, возможно, сказал лишнее, взглянул на женщину и добавил: - Сеньор Скальцо, должно быть, прекрасный художник, хоть я и не знаю, выставлялись ли его полотна в галереях и есть ли они в чьих-то коллекциях. Но даже по этой незаконченной работе заметен талант сеньора в живописи. Немудрено - с такой музой! Сказав это, француз поспешил спрятать тень неловкости за краем вновь поднесённой к губам чашки. Серо-стальные глаза смотрели на сеньору почти что смущённо и извиняясь за непозволительный комментарий.
- Антонио старается запечатлеть все, что кажется ему прекрасным, а иногда – свои фантазии, - Виттория капризно дернула хрупкими плечами, - к примеру, этот юноша. В последнее время, взор сеньора Скальцо обращен к нему, - театральный вздох, - между тем, если внимательно взглянуть на полотно, вы увидите, как четко оно выверено. Антонио идеалист… - тихий смех, еще один безжалостно надкушенный бисквит, - есть повод для зависти.
- А я всегда думал, что муза - это тот единственный некто, кто вдохновляет художника, скульптора или поэта на все его произведения, независимо от того, чей облик они воплощают в красках, мраморе или словах, - задумчиво произнёс француз, отламывая кусочек бисквита, но пока не отправляя его в рот, дабы иметь возможность добавить следующее: - Зачем завидовать тому, кто является всего лишь плодом воображения? Вопросительный взгляд серых глаз был уже чуть более спокоен - Франсуа понял, что всё им сказанное до сих пор было понято и воспринято Донной благосклонно, а потому позволил себе нарушить обычную молчаливость.
- Он навечно останется в картине. Тих и безмятежен, - пояснила сеньора Чиаро, - здесь "натурщик" спит… Он не состарится, не покроется язвами или морщинами, его не коснутся ни болезнь, ни старость, - что-то в тоне голоса сеньоры Чиаро заставляло задуматься о том, проснется ли изображенный в этюде молодой человек.
- Не состарится, - согласился француз с лёгкой чуть печальной улыбкой, от которой в уголках серо-стальных глаз собрались морщинки. - Но он никогда и не встанет со своего ложа. Не выпьет вина, не услышит музыки, не пройдётся босиком по зелёной траве, не ощутит тепла объятий. Что завидовать тому, кто заперт в клетку рамы?
Довольная тем, что ей удалось разговорить молчаливого слугу, Донна Чиаро сделала еще один глоток чая из маленькой чашечки и нараспев произнесла: - Знаете, это почти как творить заклятия, - загадочным тоном, - запирать в раму мечту и делать ее бессмертной. Не правда ли… волшебно?
- Не знаю, Донна. Может, бессмертная мечта - это и прекрасно, но если для этого её нужно запирать в раму или во что-то ещё... - мужчина покачал головой. - Мечта должна быть свободной, иначе перестаёт быть мечтой. Превращается... наверное, во что-то выдуманное: красивое, идеальное, но ненастоящее. Франсуа рассеянно почесал кончиком пальца висок, потом улыбнулся и добавил уже без налёта задумчивости: - А в общем, у меня об этом своего мнения нет. Я не большой любитель живописи, так что почти обо всём могу судить только со слов месье Огюста, он-то в искусстве куда лучше моего понимает.
- Возможно, но с вами очень приятно говорить об искусстве, месье, - очередной прямой взгляд был спрятан за взмахом золотистых ресниц. Виттория обезоруживающе улыбнулась, давая понять, что отговорок подобного рода не приемлет.
Мужчина немного удивлённо посмотрел на сеньору, но тут же польщённо улыбнулся. - Вот уж не думал, - он снова потеребил рассеянно край белоснежного манжета, глядя то на чашку чая, то на сидящую перед ним женщину. - А то по галереям я вместе с месье почти всегда ходил, с ним про картины говорить привык уже, а ни с кем иным больше не приходилось. Значит, не зря смотрел, наверное, если не кажусь совсем уж невеждой. Или это вы просто слишком ко мне добры, Донна.
- Я не имею привычки льстить и выдавать желаемое за действительное, - хоть фраза и звучала жестко, тон голоса был на удивление теплым, - смотреть картины зря или не зря? – она рассмеялась, выражение Франсуа позабавило молодую женщину, - вы очаровательны, месье, - Виттория не удержалась от замечания, потом добавила, - знаете, вы можете считать это странным, как вам будет угодно, но так хорошо сидеть с вами сейчас, пить чай и мило беседовать о… зря и не зря, - вновь опустила ресницы.
Француз заметно смутился и удивился словам сеньоры, не в силах скрыть этого и найдя в себе силы разве что глядеть на дно чашки с остатками чая да тихо кашлянуть один раз вместо ответа на её слова. - Я очень рад, что смог как-то вас развлечь, Донна, хотя вы, право, всё же слишком ко мне добры, - проговорил наконец Франсуа, постепенно справившись с неловкостью. Потом задумался и добавил негромко, неожиданно внимательно поглядев на женщину: - Я намеревался было вслух предположить, что беседа с кем-нибудь из достопочтимых гостей сеньора Порпорино доставила бы вам куда больше радости, нежели с простым слугой... Но теперь я ещё больше убеждён, что, сказав так, был бы не совсем прав.
Витория медленно кивнула, поднялась из-за стола и, взяв чайничек, вновь наполнила чашку, на дно которой несколькими мгновениями ранее глядел Франсуа. Вернув чайник на стол, молодая женщина села и сложила руки на коленях: - Мы не сильно отличаемся с вами друг от друга, - проговорила едва слышно, глядя в сторону, потом всплеснула руками, переведя взгляд на собеседника, - а вы рискуете остаться для меня очаровательным незнакомцем, месье, ибо я до сих пор не знаю вашего имени!
Поблагодарив сеньору за беспокойство, Франсуа с удовольствием сделал ещё один глоток ароматного горячего напитка, но в этот момент женщина упомянула о том, что он даже не представился ей. Чашка тут же вернулась на блюдце, на сей раз тихонько звякнув - уж больно быстрым было движение француза, когда он встрепенулся, подняв слегка растерянный взгляд на сеньору. - Прошу вас простить мне мою забывчивость и невоспитанность, Донна, - проговорил он, чуть склонив голову. - Я слишком увлёкся беседой с вами и не подумал о приличиях. Меня зовут Франсуа, Донна, ваш покорный слуга.
Донна Инкогнито покачала головой: - Франсуа или Фрэнсис, а точнее Франциск, - молодая женщина подняла чашку и аккуратно отпила чай, - дословно означает – франкский мужчина. Имя, принадлежавшее двум святым – Франциску Ассизкому и Святому Франциску Ксавье – миссионеру иезуиту, который отправился на острова Восточной Азии с тем, чтобы с миром нести католическую веру. Люди с желтой кожей, которые считают изысканным лакомством сырую рыбу, хорошо приняли его и сочли, что он поклоняется Будде Амиде и богине Каннон. Замечательного английского философа и ученого, лорда хранителя большой печати, звали Фрэнсисом Бэконом, а смельчака разбойника, ставшего вице-адмиралом, так называемым королевским пиратом – Фрэнсисом Дрейком, - поставив чашку на блюдце, Виттория все тем же внимательным взглядом посмотрела на Франсуа.
Мужчина озадаченно крякнул, слушая речь сеньоры, после чего с улыбкой проговорил: - Зря усомнился в вашей памяти, Донна, вы, как я погляжу, и помните всё хорошо, и знаете много. И даже про людей с жёлтой кожей: хоть я сам их и видел, и говорил с ними порой, и даже эту их сырую рыбу ел, а вот про такое мне неведомо было... - Франсуа чуть поморщился при воспоминании о своеобразной кухне, потом улыбнулся шире. - И как после этого можно говорить, что мы не сильно отличаемся?
Донна Инкогнито ответила на вопрос Франсуа теплой улыбкой, отвела взгляд, потом снова посмотрела на француза: - Один мой знакомый, господин Балленбегер, торговал в этой стране, - заметила Виттория, - оттуда он привез женщину необыкновенной красоты с маленькими ступнями и ладонями, с раскосыми глазами. Она носила многослойный шелк и играла на сямисене, кажется, так называется этот музыкальный инструмент. Говорят, что доступ открыт туда только голландцам, да и тех вынуждают, сходя на берег, топтать крест и отрекаться от веры. Как вам и господину де Нуарэ удалось пробраться в закрытую страну?
- Это так раньше было, Донна, только голландцев и китайцев пускали, да ещё и в один лишь порт, названия-то я не вспомню, больно сложные они на мой взгляд. Но вот уж лет двадцать, наверное, как начали книги разрешать привозить из Старого Света и Китая. Торговать-то по-прежнему не хотят почему-то, кто их разберёт, почему, но вот от знаний чужеземных уже не отказываются. У них там как власть меняется, так и законы все тоже следом: то можно торговать, то нельзя, то христиан вырезают, то дают жить спокойно. Странная земля и люди странные, совсем на нас не похожие... - Франсуа говорил не слишком убеждённо, но уже на следующей фразе в его голосо появилась уверенность: - Мы туда на голландском корабле попали. Месье Огюст, кажется, с капитаном знаком был, да я уж точно не знаю. Но пока корабль в порту стоял, мы вместе с капитаном гостями были у кого-то из местных - тех, кто в иностранцах не угрозу видел, а возможную выгоду. Господин-то мой давно уж в эту страну попасть хотел... Франсуа прожевал кусочек бисквита, сделал глоток чая и добавил тише и с заметным смущением: - Женщина та, которую ваш знакомый привёз, должно быть... - француз потёр висок, смущённо глядя на сеньору чуть искоса, - гейша была.
Виттория кивнула: - Да, именно так это называется. Интересная страна, странные люди. В чем-то я завидую герцогу де Нуарэ и вам, месье. Мне приходилось лишь слышать об этом чужие рассказы, - взгляд Донны Инкогнито стал грустным.
- Нечему тут завидовать, - буркнул мужчина в чашку. - Невкусное вино, никакого мяса, одна сплошь рыба сырая, которую двумя палочками есть надо, язык непонятный и женщины с лицами выбеленными... Всё совсем чужое. Он недовольно покачал головой, потом спохватился, что снова себе лишнее позволил, и одарил сеньору ещё одним немного виноватым взглядом.
- А еще странный театр, красивые веера, бумажные фонари, от света которых почему-то вспоминается детство, и убийцы, подобные тени. Те, что не оставляют следов, - продолжила список сеньора Чиаро. Молодая женщина не стала пояснять, при каких обстоятельствах ей довелось слышать обо всем этом. Но в одном небезызвестном венецианском доме, где жили женщины со сплошь крашенными в рыжий цвет волосами, любили рассказывать подобные истории, как только кто-то нечаянно упоминал о Дальнем Востоке и его жителях.
- Вот видите, Донна, вы и так хорошо знаете об этой стране, даже не побывав там, - оторвавшись от чашки, сказал француз. - Так что не стоит вам огорчаться, что никогда там не оказывались. Не самая хорошая страна для путешествий и наслаждения жизнью. Больше неё я только Венецию не люблю, ну да там-то хоть люди свои, понятные.
Виттория встрепенулась: - Не любите Венецию? Отчего же, месье? – в небесно-голубых глазах Чиаро грусть сменилась удивлением, рука с чашкой замерла над столом.
Француз замялся, явно подбирая слова, прежде чем произнести, чуть медленнее, чем до сих пор: - Да не то чтобы сама Венеция плоха была, Донна... Просто это, как, знаете, если дитя малое, по лестнице сбегая, упадёт да расшибётся сильно, то потом уж будет на эту лестницу искоса глядеть и стараться стороной обходить.
Виттория снова опустила глаза, немного лукаво улыбнулась: - И где же едва не расшиблось дитя? – глубокий, бархатный голос звучал тихо и вкрадчиво. Сейчас сеньора Чиаро не испытывала неловкости, вопрос, который она задала, казался ей вполне естественным.
Мужчина несколько секунд раздумывал над вопросом, потом, сложив для себя что-то в уме, тоже улыбнулся. - Так это я так, для примера сказал, Донна. Однажды просто, как раз когда в Венеции с месье были, мне очень беспокоиться пришлось, вот и не люблю её теперь, - он огладил ладонью подбородок и потянулся к чашке. - Хотя, верно, и неправ в своей этой нелюбви. Сам-то город ни в чём не повинен. Но вот не люблю и всё тут.
- Ваш пример весьма аллегоричен, месье, - заметила Донна Инкогнито, - я понимаю ваши опасения. Этот город столь прекрасен, сколь и опасен для любого, кому приходится сталкиваться с его жизнью глубже нежели поверхностное ротозейство. Жизнь в Венеции, как карточная игра, особенно для искателей приключений. Иногда, кажется, что маскарад длится здесь постоянно, а законы весьма отличаются от тех, к которым привыкли люди, приехавшие в Венецию в первый раз, - так и не сделав глоток чая, Виттория поставила чашку на блюдце.
- После того случая я не единожды бывал с месье в Венеции, и потому, пожалуй, могу кое-как понять, о чём вы толкуете, хотя и не могу судить о том, как выглядит этот город глазами искателей приключений, только своими и немного ещё месье Огюста... - тут Франсуа взглянул на сеньору, сейчас же замолчал и, тоже поставив чашку на блюдце, с тревогой в голосе добавил: - Я сказал что-то, что вас огорчило, Донна?
- Но задумчивость тоже бывает печальной и горькой, я не хотел бы, чтобы тому причиной были мои слова... - Франсуа опустил руки, теребя пальцами белые манжеты, потом вскинул на сеньору осторожный взгляд исподлобья. - Я могу спросить, о чём вы задумались, Донна?
- Понимаете… - начала Виттория, - для человека, который много путешествовал, есть города, в которые все время хочется возвращаться. У каждого путешественника – свои. Они порой кажутся гостеприимными, и так может случиться, что, приехав куда-нибудь, вы вообразите, что здесь ваш дом… такой стала для меня Венеция, - сказав это, Донна Инкогнито пристально посмотрела на Франсуа.
- Мой дом - Франция, - твёрдо произнёс мужчина, впервые с такой уверенностью, какой в его голосе ещё не слышалось, и даже перестал теребить манжеты. - Нигде и никогда я не чувствую себя так же хорошо, как на родине. Что бы ни случилось, какие бы города я ни посетил, возвращаться я хочу только во Францию. И так жаль, что оказываюсь там слишком редко и ненадолго... Франсуа вздохнул и потянулся за чашкой с чаем.
Упоминание о герцоге де Нуарэ вызвало у Виттории мимолетную улыбку. Сеньора Чиаро посмотрела в окно. «Chiaro» - светлый, яркий. А иногда выжженный солнцем. Светлые волосы, кожа, как белый фарфор. Венецианские улочки, шуршание одежд, окрик, взгляд и чей-то пьяный смех. Мгновения воспоминаний пронеслись перед глазами. Ряд этих странных картин завершался крепко сжатыми в руке четками. - Он, должно быть, знает, о чем говорит, - немного запоздавший ответ.
Франсуа успел даже немного пожалеть, что позволил себе увлечься беседой. Привычка всегда оставаться молчаливыми с посторонними была для него не столько чертой характера, сколько необходимостью: не умея толком скрывать то, что думает на самом деле, француз всегда предпочитал не оказыватсья в таких ситуациях, когда была необходимость хоть что-то скрывать. Поэтому после последних слов сеньоры он несколько замялся, поняв, что если ответит на вопрос серьёзно, нарушит своё собственное правило не говорить о господине ничего лишнего, и кое-как нашёл в себе силы улыбнуться. - Должно быть, знает, - проговорил Франсуа, но потом, поглядев на гостеприимную хозяйку, решил, что вилять перед ней и ему не в радость, и месье не обрадовало бы, если бы он узнал, поэтому вздохнул и уже без улыбки добавил: - Вы извините меня, Донна, я вам врать не хочу, но и говорить о месье в этом смысле как-то... нехорошо.
- Вы вовсе не обязаны ничего говорить мне о том, Франсуа. Да и я не прошу, - голос и тон, как мягкое, поглаживающее прикосновение. - Но я бы с удовольствием расспросила бы вас или герцога о стране, в которой едят сырую рыбу. Хотя, вряд ли было бы разумным утруждать вас и вашего господина этими расспросами, месье. В любом случае я благодарю вас за этот разговор.
- Далась вам эта сырая рыба, Донна! - поморщился Франсуа, отчего его лицо на несколько мгновений приобрело забавное выражение, потом разгладилось и осветилось улыбкой. - Но если вы послушать хотите, лучше у месье Огюста спросите, ему наше путешествие всё же больше по душе было, чем мне. Чашка опустела, последние слова сеньоры француз понял как знак, что пора бы и честь знать, а потому поднялся и поклонился женщине. - Спасибо вам, Донна, за угощение, гостеприимство и милость! Извините, если что не так сказал или ненароком обидел, - поднял глаза и улыбнулся.
- Спасибо вам за добрую услугу, Франсуа, - Виттория встала из-за стола вместе с ним и самолично направилась провожать месье до двери. – Я обязательно расспрошу герцога, следуя вашему совету, как только мне представится такая возможность, - легкая улыбка, беззаботный тон, небрежным, но в то же время изящным жестом отведенная прядь белокурых волос.
Одной рукой бережно придерживая конверт с посланием для герцога, француз направился к двери, на пороге ещё раз обернулся к хозяйке, поклонился, хоть, пожалуй, и не так низко, как обычно слугам положено, и, когда выпрямился, вновь благодарно и приветливо улыбнулся женщине. - Доброго вечера вам, Донна, и спокойной ночи, - попрощался Франсуа м скрылся за дверью.
Когда дверь закрылась, Виттория позвала Жозефино. Донна Инкогнито была рассеянна и долго молчала, прежде чем отдала распоряжение слуге готовить ванну. После того, как старый камердинер удалился, она подошла к окну и шепотом произнесла одно единственное слово: - Если…
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума