Vedi Napoli

Совет в курительной комнате - Курительная комната. "Le cadeau".

Андреа Порпорино.

- Паола, - ласково обратился к вошедшей дочери маркиз, - дорогая, герцог был столь любезен, что попросил разрешения вручить тебе небольшой подарок. Думаю, не будет греха, если ты его примешь. Надеюсь, герцог сумеет тебя порадовать.

Огюст де Нуарэ

Прежде чем заговорить, герцог лёгким поклоном и полуулыбкой извинился перед сеньоритой Паолой за то, что та была отвлечена отцом по его просьбе. Мягкий баритон, вежливая заинтересованность на красивом мужественном лице и едва заметный блеск в синих глазах.
- Я имел смелость надеяться, что смогу хотя бы ненадолго отвлечь вас, сеньорита, от тех тревожных мыслей, что, должно быть, навевают вам неприятные воспоминания о минувшей ночи. Посему я решил, с позволения вашего отца, - краткий поклон в сторону маркиза Порпорино, - преподнести вам небольшой подарок, который сперва планировал вручить вам в день помолвки, но, полагаю, если он и впрямь послужит доброй цели хотя бы ненадолго вас отвлечь, это небольшое отхождение от правил можно будет простить. Думаю, мой покойный отец, которого вы, возможно, помните, одобрил бы сий поступок.
Улыбнувшись с неким непонятным выражением, которое, впрочем, быстро исчезло с лица, де Нуарэ протянул девушке недавно принесённый слугой продолговатый футляр красного дерева: довольно лёгкий, украшенный витиеватой резьбой с восточными мотивами. Крышка поднялась плавно и послушно, мягко щёлкнув, когда какой-то рычажок закрепил её в определённом положении. Герцог не сводил глаз с лица молодой сеньориты, наблюдая за её реакцией. А таковая не могла не последовать: любой мало-мальски впечатлительный человек не сумел бы сдержать восторженного вздоха при виде восхитительного ожерелья, что возлежало на тканевом креплении тёмно-кораллового цвета.
Россыпь гранатов одинакового размера, формы и цвета – столь редкого для этих камней насыщенного и глубокого алого, - огранёных в виде капель, и сосчитать их количество при кратком взгляде было бы невозможно. Гранатовые капли рисовали необычные узоры, выстраиваясь в линии, которые при взгляде с одной стороны угадывались, но с другой – терялись или выглядели совсем иначе, словно каждое мгновение, едва стоило моргнуть, меняли своё местоположение. В самом центре гранатового великолепия сверкал тёмно-алый рубин, чей размер более чем твёрдо обеспечивал камню упоминание в каталоге известных крупнейших самородков, однако даже если бы у любого из присутствующих была возможность сию минуту изучить этот перечень, он не нашёл бы в нём описания сего неизвестного миру прекрасного камня. Гранаты и алый рубин соединялись меж собой паутинкой золотой цепочки, столь тонкой, что казалось почти невероятным, как она может удерживать на себе такое количество драгоценных каменьев. Подобных украшений в Старом Свете не создавали; от него неудержимо веяло востоком и нельзя было не признать талант безвестного мастера, ибо при всём своём великолепии и богатстве ожерелье на удивление не выглядело вычурным, тяжёлым или чрезмерно кичливым, но, наоборот, казалось почти невесомым, изящным, манящим.
- Это ожерелье совсем не обязательно часто надевать, достаточно лишь быть обладателем. Оно, конечно, подойдёт далеко не ко всякому туалету, но его ценность не в этом, и не в количестве золота, которое можно было бы получить за его продажу, и даже не в таланте мастера, вложившего в своё творение старание и труд. Ценность этого ожерелья в том даре, который оно приносит своим владельцам, и в давней истории, кою обладатели сего необычного украшения передавали из уст в уста друг другу, - приятный негромкий баритон герцога придавал словам некоторую таинственность и даже мистичность. – И если сеньорита позволит, я поведаю ей эту древнюю историю.

Паола Порпорино

Паола была равнодушна к драгоценным камням и металлам, их красота была холодна и мертва. Исключение давалось лишь изящному серебряному крестику, что неизменно украшал её шею. Но эта вещь восхищала, завораживала игрой бликов и глубиной цвета. Она жила своей собственной жизнью, дышала, хранила тайны.
Голос герцога колдовским кружевом оплёл сознание и мир остался где-то далеко на самом краю.
- С радостью услышу её, хотя сердце мне подсказывает, что она будет печальной.

Огюст де Нуарэ

Мужчина мягко улыбнулся, подтверждая догадку сеньориты Порпорино, мгновение помолчал, глядя в никуда, словно пытался найти необходимую для повествования волну – звук, чувство, аромат… Когда герцог заговорил, гляда на девушку и изредка одаривая взглядом её отца, его голос изменился, приобретя чуть сказочные ноты, которые помогали создавать словесный витраж истории.

- «В некой далёкой восточной стране много десятилетий, а возможно, и столетий назад правил султан, прославившийся своей мудростью и тем, что в годы его правления никто из подданных не знал голода, нужды и страданий. Когда у султана родилась дочь, к правителю явился его доверенный советник, которого сам султан всегда называл колдуном и к чьему мнению неизменно прислушивался. И сказал колдун, что больше не будет у султана других детей, а потому ему нужно решить, кто станет следующим правителем, ведь не было у султана сына, который мог бы по праву нести венец власти после отца. Тогда решил мудрый султан, что наречёт он своим преемником будущего супруга дочери, когда та повзрослеет и придёт пора дать согласие на её брак с достойным мужем.
Когда луноликая Аль-Зархиль встретила весну своей молодости, султан объявил на все стороны света, что отдаст дочь замуж за достойного человека, который был бы достаточно добр, красив и молод, чтобы сделать Аль-Зархиль счастливой, и в то же время благороден, мудр и зрел, чтобы нести бремя власти. Многие благородные мужи приезжали в город и приходили к султану, чтобы просить руки его дочери, но один был не в меру алчен, второй – слишком глуп, третий оказался старше самого султана, четвёртый смотрел не на невесту, а на её драгоценные украшения, да и все остальные женихи так или иначе разочаровывали султана. Но вот пред ним появился молодой мужчина с ясными глазами и взором прямым, честным и не по годам мудрым. Он держался с достоинством человека благородной крови, хотя одет был пусть и красиво, но всё же не так богато, как другие приезжие. Молодой человек в беседе с султаном показал недюжиный ум, знание всех возможных бед, что могли грозить стране, любовь к этой земле, честность и, что было ещё важнее, он с нежностью и улыбкой смотрел на дочь султана. Правителю он приглянулся, а луноликая Аль-Зархиль и не скрывала, что с первого взгляда отдала своё сердце молодому незнакомцу.
Но когда спросил султан, сыном какого правителя является юноша и откуда прибыл он, молодой человек поднял глаза на старика и сказал: «Я пришёл к тебе, владыка, из западной части твоего города. Я не сын правителя, хотя любой из них желал бы обладать теми богатствами, которые я каждый день держу в руках. Я ювелир». Огорчился султан и велел юноше покинуть дворец, потому что не желал он позволить своей дочери выйти замуж за простолюдина и, более того, наречь его своим преемником. И как ни просила печальная Аль-Зархиль, как ни убеждал повелителя колдун и верный советник, посчитавший молодого человека достойным преемником, а всё же султан был непреклонен. «Я уйду, владыка, - сказал ювелир. – Но однажды я вернусь. Когда я стану достоин твоей милости, когда обрету те богатства, которых, по-твоему, мне недостаёт, я снова приду к тебе, чтобы забрать свою возлюбленную. Дай мне три года, владыка, и я вернусь благородным мужем, чтобы по праву стать супругом Аль-Зархиль и твоим преемником». Повелитель согласился, хотя в глубине души, конечно, даже и не думал ждать так долго: он был уже далеко не молод и желал обрести преемника до той поры, пока его время ещё не истекло. Но ювелир поверил султану, ибо судил людей по своему образу, а ложь ему была чужда. А султан уже через несколько месяцев выдал дочь замуж за сына правителя соседних земель, не слушая просьб Аль-Зархиль подождать ювелира, её слёз и причитаний и даже предостережений своего советника.
Ювелир же покинул страну сразу после визита к султану. Он отправился на запад, взяв с собой лишь заплечный мешок, немного монет в кошеле да свой талант. Спустя несколько недель он добрался до некого города, где поразил всех жителей своим умением творить из драгоценных камней и металлов прекрасные вещицы и украшения, каких в тех землях до той поры не видывали. Через несколько месяцев слава о юном создателе красот дошла до самого короля и тот пожелал видеть ювелира при своём дворе. Так и случилось. Больше года юноша создавал для короля великолепные украшения, пока не стал его любимцем, коему позволялось едва ли не то же, что и сыновьям повелителя. Однажды король призвал ювелира к себе и сказал, что мечтает обладать одной женщиной, чья красота околдовала его, но которая не желает становиться фавориткой при живой супруге. Король сказал: «Изготовь ей в подарок украшение столь дивное, чтобы при виде него эта женщина стала моей и забыла обо всём другом. Если ты это сделаешь, я награжу тебя. Я подарю тебе часть своих земель и жалую дворянский титул. Только сделай так, как я хочу». Ювелир исполнил волю правителя, а когда та женщина и впрямь соблазнилась подарком, отдав себя королю, венценосец не забыл о своём обещании: даровал юноше титул.
Спустя два года и десять месяцев после своего отъезда ювелир вернулся на родину в облике богатого вельможи, за которым шёл караван, гружёный диковинами запада, драгоценными каменьями и подарками для той, кого ювелир мечтал назвать своей женой. Но не узнал он своего города, ранее светлого и радостного, звучащего детским смехом и живым гулом базаров, пахнущего благовониями и цветущими садами. Теперь же он представлял собой унылое зрелище: множество нищих, грязные улицы, голодные взгляды людей, ещё недавно бывших счастливыми… Когда же ювелир добрался до дворца султана и предстал перед ним, он увидел дряхлого старика, коим управлял молодой алчный мужчина, бывший к тому же мужем луноликой Аль-Зархиль. «Я вернулся раньше срока, владыка, почему же ты не сдержал своё слово, выдал дочь замуж за другого человека и позволил ему превратить твою прекрасную страну в зловонную клоаку голода и нужды?» - сказал ювелир султану, и старик узнал его, хоть теперь молодой человек выглядел как богатый вельможа, а не простолюдин. Пожалел султан, что действительно не дождался юношу, но поздно было менять что-то. «Признаёшь ли ты, владыка, что дочь твоя была обещана мне и другому отдал её ты не по праву?» - спросил ювелир у старика, и голос его был тихим и глубоким. «Признаю», - вздохнул султан. Ювелир, ничего не ответив, покинул дворец. Но когда на исходе того же дня засыпал султан в своих покоях, его разбудил тихий шум. Но ничего не успел старик ни сказать, ни сделать, потому что ощутил на лице шёлковый платок, пропитанный сонным зельем, и провалился в небытие.
Очнулся султан в незнакомой тёмной комнате. Он возлежал на широкой тахте в окружении мягких подушек, но руки и ноги его были связаны хоть и не до той степени, чтобы причинять боль, но всё же крепко и надёжно. В центре этой комнаты стоял каменный стол, на котором, распятый и прикованный к камню, возлежал его зять. Не успел султан удивиться, как перед ним появился ювелир. «Ты сам признал, владыка, что отдал принадлежащее мне по праву другому. Я верну себе свою возлюбленную и власть, ибо иначе Аль-Зархиль скоро зачахнет от несчастья, а город мой, некогда прекрасный, превратится в прах. Я ведь не требую ничего свыше того, что ты обещал, владыка?» - произнёс ювелир, и султан вынужден был с ним согласиться, хотя в это мгновение он уже боялся данных некогда обещаний. Но молодой человек словно только того и ждал: чтобы султан признал его право. Уже через мгновение он стоял над связанным мужем Аль-Зархиль, и в руке его был кинжал. «Что ты намерен делать?!» - в ужасе вскричал старик. «Нет иного способа избавить возлюбленную мою и страну от этого человека. Но я не просто убью его. Это станет свадебным подарком для Аль-Зархиль и символом моей любви к ней». И ювелир вонзил кинжал в грудь мужчины.
Султан смотрел и не мог поверить: кровь лилась из раны и капала на пол, но, достигнув холодного камня, приглушённо звенела, рассыпаясь в разные стороны мелкими брызгами драгоценных каменьев, красных, как сама кровь. Ювелир бережно собирал капли и ссыпал их в стеклянный сосуд. Когда вся кровь из тела вытекла и превратилась в камни драгоценного граната, молодой человек вновь взял в руки кинжал, вскрыл грудь мёртвого мужчины и вырезал из неё сердце. У султана помутилось в глазах от страха, а когда зрение вновь вернулось к старику, в руках ювелира вместо сердца был уже крупный рубин такого глубокого красного цвета, какого султан никогда не встречал, а ведь его коллекция украшений была более чем богата. Три дня и три ночи работал ювелир без сна, отвлекаясь лишь на то, чтобы поесть самому и покормить султана, который и сам не мог надолго заснуть, пребывая в странном туманном состоянии, лишь в моменты просветления будучи в силах наблюдать за действиями молодого человека. Перед рассветом четвёртого дня ювелир подошёл к султану и сказал: «Я закончил. Я обработал гранаты, рождённые из крови человека, пролившего немало крови моего народа, и придал им форму капель. Я обработал рубин, рождённый из сердца мужчины, который не желал подарить и часть его своей жене, и этот камень станет достойным дополнением к гранатам. Я подарю сделанное из этих камней ожерелье Аль-Зархиль, и когда она станет надевать его, ты, владыка, будешь вспоминать, к чему привело нарушение твоего слова и чего достиг ты, отказав честному, но простолюдину и дав согласие жестокому, но благородных кровей человеку».
Старик глядел на ювелира с горечью. «Станет проклятым это ожерелье, потому как создано оно из смерти и крови, - сказал султан тихо. – Оно принесёт несчастье моей дочери и любой другой женщине, что наденет его». Ювелир долго смотрел на своего будущего тестя, а подом подошёл к столу, поднял с него ожерелье и поднёс его к глазам султана. Охнул старик, увидев такую красоту, и не мог отвести взгляд. Тёмно-красный рубин сверкал в центре ожерелья, а от него рассыпались в разные сороны капли алых гранатов, соединённые меж собой цепью из чистейшего золота, да такой изящной и тонкой, что казалось невозможным, что она может удержать на себе тяжесть камней. «Цепь эта тонка, султан, - сказал ювелир, не отводя взгляда от глаз старика. – Но она прочна и крепка, как моя любовь к твоей дочери. Если бы не было этой цепи, родившейся из моей любви к луноликой Аль-Зархиль, то ожерелье действительно стало бы проклятьем для своей владелицы, но теперь оно будет талисманом для моей жены, для нашей дочери, внучки или другой женщины, которой однажды подарит Аль-Зархиль это украшение».
Так и случилось. Через некоторое время ювелир женился на дочери султана. Много ушло времени на то, чтобы вернуть городу его прежние радость, богатство и красоту, но молодой человек приложил к этому все усилия. Аль-Зархиль была с ним так счастлива, как никогда и не мечтала быть рядом со своим первым мужем, а султан дожил до глубокой старости; до самой смерти оставался он бодр и здоров, лишь иногда взгляд его выдавал глубокую печаль старика: когда дочь надевала гранатовое ожерелье, вечное напоминание султану о том, каким могут последствия нарушенного обещания.
Это ожерелье Аль-Зархиль потом подарила своей невестке, та – сестре, сестра – своей дочери… И каждая женщина, которой преподносили это ожерелье в дар, очень скоро обретала любовь. Гранаты приносят счастье в любви, а рубин усиливает это чувство. Золотая же цепь, что соединяет камни, защищает носительницу ожерелья от злых умыслов, ревности и неверности. Так велик был талант ювелира, что даже спустя многие десятилетия, если не века, ожерелье остаётся не просто украшением».

Герцог отвёл глаза от сеньора Порпорино, на которого смотрел последние несколько секунд, и, взглянув на сеньориту Паолу, сделал паузу, словно давая образам и символам померкнуть в воображении слушателей. Рядом с де Нуарэ стояли лишь сеньор Порпорино и его юная дочь, но сейчас легко было представить герцога на сцене. Мужчина моргнул и мягко улыбнулся девушке.
- Мне оно досталось от дочери некого восточного Паши, которая сбежала из своей страны, чтобы обрести счастье с вольным морским путешественником. Она отдала мне ожерелье в благодарность за помощь в их воссоединении, сказав, что ей талисман больше не нужен, ибо она уже обрела своё счастье. Та сударыня строго наказала мне беречь подарок для особого случая, и теперь, думаю, он настал. Надеюсь, таинственной силы камней достанет для того, чтобы принести вам счастье, сеньорита Порпорино. Вы его более чем достойны, как и чистой искренней любви, - добавил герцог уже своим обычным негромким баритоном. – Теперь же я вынужден попрощаться с вами и вновь извиниться, что отнял несколько минут вашего времени, сеньорита.
Де Нуарэ поклонился сперва Андреа, потом его дочери, подарив ей на прощание ещё одну едва заметную улыбку, после чего развернулся на каблуках и скрылся за дверью.

Курительная комната. "Le cadeau" - Столовая