Vedi Napoli

Фабио стоял под навесом на пороге дома для прислуги и глядел, как крупные капли дождя ударяются о зеленую листву, рассыпаясь на мелкие брызги. Лицо дворецкого было задумчиво-грустным, а взгляд выражал непроглядную тоску. Сейчас Витиньо казалось, что вот уже восемь дней все, что бы он не делал, оставалось без результата. Примятые кусты, множащиеся слухи – и ничего, что привело бы к разгадке. Глядя на дождь, Фабио пытался сопоставить некоторые факты, которыми располагал. Он вспомнил рассказ деревенского гробовщика о таинственном приезжем. Черные одежды, белые цветы, любезность с дамами и живой интерес, проявляемый таинственным незнакомцем к хозяевам и гостям виллы Аллегриа. Конные прогулки по окрестностям, разрушенная часовня.
- Разрушенная часовня… - шепотом произнес Фабио и провел ладонью по темным с ранней проседью волосам, вспоминая россказни стариков о том, что когда-то часовня та была возведена дедом Элоизы Порпорино на месте других, более древних развалин и будто бы рядом, под землей, есть ход. Строители, наспех сооружавшие часовню, не учли опасности обвала, и через два десятка лет пол часовни просел, а здание пришло в негодность. Старики говаривали, будто под землей проходит длинный, разветвленный коридор, один из выходов которого ведет к побережью. Тогда никто не воспринимал эти рассказы всерьез, разве что деревенские мальчишки и молодежь, порой помышлявшая отыскать в окрестностях виллы какие-нибудь сокровища, но проверить на практике так никто и не решился. Если это было правдой, думал Фабио, значит, человеку в черном удалось обнаружить коридор и найти способ передвигаться незамеченным. Белые розы и примятые кусты, крики испуганной сеньориты Паолы, внезапные появления перед гостями и слугами были всего лишь – вызовом. Витиньо прекрасно понимал, что если бы этот человек действительно желал оставаться незамеченным, уничтожение гостей виллы носило бы характер чумы, невидимой заразы, уносящей одного за другим.
- Зачем ты делаешь это? – тихо спросил Витиньо, глядя на дождь.
Самому Витиньо еще ни разу не приходилось увидеть Призрака, случись иначе, дворецкий непременно сделал бы все, чтобы его изловить и хорошенько расспросить.
Кое-кто поговаривал, что ночной гость безумен, другие утверждали, что им движет месть, но Витиньо думал иначе. То, что вытворял Призрак, было лишь похожим на действия человека, лишенного рассудка, на самом деле не являясь таковым. Безнаказанность, с которой ночной гость творил беззаконие, поражала, но ей, как и другим фактам этой печальной истории, должно было быть разумное объяснение. Призрак едва ли боялся закона и порицания, а это значило, что его цель была настолько значительна, что все остальное представляло собой лишь мелкие детали или недоразумения, о которых едва ли стоит сожалеть.
- В таких делах не бывает случайных смертей… - медленно проговорил Витиньо, вспоминая обезображенный труп графа д’Эмо.
Кроме прочего, гробовщик два раза упоминал о том, что «… господин приезжий был статен и важен, держался с гордостью и достоинством, расспрашивал подробно, проявлял любезность, и никто был не в силах ему отказать». В том, что это был тот, кого теперь называли Призраком, дворецкий не сомневался. Витиньо приходилось встречать таких людей два раза в жизни. Один из этих людей был полицейским, другой – знатным вельможей из Неаполя.
Дождь барабанил по крыше дома для прислуги, серое небо низко нависало над землей, Фабио опустил голову и посмотрел себе под ноги.
Вспомнился другой дождь, только под ногами был пепел. Пепел, из-за которого в его волосах появилось раннее серебро. Мужчина тряхнул головой и вздохнул, отгоняя мрачные мысли, сожалея о том, что до вечера далеко и ныне не выпьешь вина.
- Стоит поговорить с горничными, не видели ли они чего необычного в покоях господ… Ибо, если даже и есть там лаз, жить среди камней и могил было бы тебе не удобно, сеньор Призрак. Ведь кто-то обязательно должен помогать тебе… - сардоническая усмешка на мгновение искривила губы дворецкого.
В одном из сараев лежала очередная не собранная машина. Теперь Витиньо не мог осмелиться загадывать, когда наступит тот счастливый момент, и он снова возьмется за чертежи. Упоительные июльские ночи, которые должны были быть наполнены радостью и весельем, обернулись для всех долгим изнуряющим кошмаром.