Солнце клонилось в сторону моря, когда Паола вошла в беседку. Голубое платье, отливавшее холодом даже в золотых лучах умирающего солнца, было ярким контрастом с сонным пейзажем, словно юная маркиза попала в него по оплошности незадачливого художника, рисовавшего картину жаркого вечера. - Доброго вечера, герцог, - голос прозвучал мягко, замерев на подушках кресел. Паола машинально коснулась рукой крестика, и оглядела беседку, будто ища кого-то. Поняв, что никого кроме Огюста здесь нет, снова обратила взор ясных зелёных глаз на него и улыбнулась.
Герцог, дожидаясь сеньориту, стоял лицом к окну, глядя на куст цветущих роз. Заслышав шаги девушки, де Нуарэ обернулся, мягко улыбнулся вошедшей и чуть наклонил голову, приветствуя её. - Доброго вечера и вам, сеньорита, - проговорил он, сделав навстречу Паоле два шага. - Позвольте мне поблагодарить вас за согласие уделить мне некоторую часть своего времени... и за тот чудесный браслет, что вы мне подарили. С этими словами Огюст протянул вперёд руку, до сих пор не то чтобы прятавшуюся за спиной мужчины, но скорее просто не привлекавшую внимания. Изящные сильные пальцы осторожно придерживали связанные тонкой тёмно-голубой лентой стебли синих васильков. Простой, незамысловатый и очень нежный букет цветов почти такого же яркого и насыщенного цвета, какими в это мгновение были глаза самого де Нуарэ.
Девушка слушала его с опущенными глазами. При упоминании браслета Паола почувствовала как жар заливает её лицо и постаралась спрятать взгляд в листве и нежности цветов утомлённых днём роз. Ритм сердца сбился и выстукивал неровную игру кастаньет. Что это? Так, нужно успокоиться и взять себя в руки, подумала она, где-то на краю мира поймав жест герцога и появление прямо перед нею прекрасных в своей простоте васильков. С бесконечной доверчивостью невинного взглянула маркиза в глаза герцога и улыбнулась. - Пожалуй, это я должна быть Вам благодарна, за согласие поведать о Ваших путешествиях. Вновь Вы одарили меня дорогим подарком, и снова мне нечем Вам ответить.
- Ваша улыбка и исчезновение из глаз тревоги хотя бы на мгновение - лучшая благодарность за такую малость с моей стороны, - с улыбкой ответил герцог, посторонившись, чтобы сеньорита выбрала удобное для себя место и присела. Сам же де Нуарэ остановился у одного из окон, прислонившись спиной к стене. Огюст на мгновение отвёл взгляд от лица сеньориты Паолы, взглянув на розы - на фоне окна вырисовался красивый чёткий профиль, - после чего вновь вернул взор своей собеседнице, всё ещё не стирая с губ приветливой улыбки. - Вы любите истории о дальних странах, сеньорита? О приключениях или тайнах тех или иных земель? Или, быть может, вам интересны легенды и предания глубокой старины? - чуть приподняв брови, спросил герцог у девушки. - Я мог бы рассказать вам очень многое, но, боюсь, на все истории не хватило бы не только сегодняшнего вечера, но и многих вечеров подряд. Быть может, вы укажете мне путь, по которому следует вести мой рассказ, чтобы повествование не показалось вам скучным?
Паола перевела забытый на герцоге взгляд, решив, что вышла за рамки приличия, к скамьям и не особо задумываясь над выбором места, просто направилась к той, что была прямо напротив. Производя шорох струящейся воды, опустилась на мягкие подушки, расправив юбки лёгким движением, в котором старалась отчасти скрыть своё смущение и замешательство. - Мне интересно, многое, но Вы правы, я не могу позволить себе занимать Вас столь продолжительное время. Расскажите о людях, кого Вы встречали в своих путешествиях, ведь в их жизнях отражаются история и обычаи их стран, - маркиза вгляделась в правильные черты лица герцога де Нуаре, отметив, что им могли бы позавидовать и самые утончённые красавицы двора.
Де Нуарэ дождался, пока девушка присядет, ненавязчиво скользнув взглядом вслед за её движениями, обернулся вполоборота и задумался на несколько секунд. - Люди - это, сеньорита, пожалуй, самая сложная часть историй, о которых я мог бы поведать. Меня самого всегда больше интересовали легенды и предания, кои люди передают из уст в уста и из поколения в поколение, именно по ним, а не людям можно проще иного судить о том, что собой являет та или иная земля. Огюст сделал недолгую паузу, словно перебирая в уме разноцветные бисерины воспоминаний, пытаясь выбрать из них драгоценные камни или хотя бы наиболее интересные бусины. А потом начал говорить. Слова соскользнули с губ герцога, закружились под потолком беседки, изредка подбираясь к окну, но всё же не решаясь покинуть беседку, и в конце своего пути добирались до сидящей девушки, чтобы остаться рядом с ней воспоминаниями на тот срок, который она позволит. Герцог рассказывал о неизвестных племенах, затерянных в глубине Африканского континента, которые скрываются в лесах, показываясь исследователям или неосторожным путникам лишь для того, чтобы стать последним, что они увидят в жизни. О темнокожих женщинах, надевающих себе на шеи тонкие медные кольца, год от года добавляя всё по новому, чтобы шея всё более удлиннялась. О мужчинах с разрисованными ритуальными символами лицами, которые половину своей жизни занимаются тем, что жуют ядовитые травы, создавая из жёстких лепестков мягкую кашицу, коей пропитываются кончики стрел и дротиков. Герцог рассказывал о краснокожих аборигенах Нового Света, которых приехавшие на больших деревянных "рыбах" белокожие люди всё больше и больше прогоняли вглубь их древней земли, заливая эту землю кровью, которая ничем не отличалась по цвету от их собственной. О женщинах с волосами цвета самой ночи, с гибкими телами и голосами, умеющими петь необыкновенные песни и разговаривать с духами природы. О мужчинах, украшавших свои волосы перьями, а лица - цветными рисунками перед тем, как выйти на тропу войны, и способных слышать голос своей земли. Герцог рассказывал о древних городах Востока, в которых люди живут столько столетий, сколько ни один европеец не может представить. О женщинах, прячущих лица под слоями тонкой полупрозрачной ткани, женщинах с узкими изящными ступнями, глубокими тёмными глазами и умением вкладывать в каждое движение дивного танца частицу своей души или ответ на вопрос о смысле бытия. О мужчинах, проверяющих остроту оружия, разрубая им в воздухе тончайший шёлк, выбирающих себе в жёны не одну, а сразу несколько красавиц, изучающих по старым книгам мудрость древних... Герцог рассказывал о том, как в Китае выражают своё уважение, как в далёкой стране Восходящего Солнца услаждают взоры самых дорогих гостей, что читают философы в лицах греческих скульптур и их некогда окаменевших и теперь пустых глазах, как прячутся в заброшенных поселениях Старого Света женщины, которых в городах давно бы подвергли казни через сожжение за ведьмовство, как находят прижизненный покой пилигримы в холодных одиноких горах, куда редко ступает нога человека, как спасаются от кусающего кожу мороза на Руси, что говорят язычники о природе мира, что ищут иудеи, чем живут пираты и как вызывают духов шаманы диких племён... Де Нуарэ не хватило бы всего вечера, чтобы рассказать хотя бы десятую часть того, что он мог бы поведать, не говоря уж о том, что мужчина подхватывал лишь лёгкую пену с поверхности океана, не углубляясь в его пучину. К тому же в своих историях он не назвал ни единого имени и не рассказал ни об одной истории, приключившейся именно с ним или столкнувшей его с кем-то из других людей. Ничего слишком личного, но рассказ от этого ничуть не казался скупым и безынтересным. - Мне самому всегда казалось, - проговорил де Нуарэ, сделав небольшую паузу после того, как первые слова улеглись в живой тишине летнего вечера, - что лучше всего о людях той или иной земли можно судить по легендам и сказкам, которые они рассказывают. Поэтому, пребывая в какой-то стране, я всегда старался найти тех, кто мог бы поведать мне предания древности или даже всего лишь детские сказки: в них порой можно найти куда больше правды, нежели в самих людях. А вы любите сказки, сеньорита? И герцог чуть приподнял красивые брови, обозначая вопрос, и мягко улыбнулся.
- Говорят детям необходимо рассказывать сказки как со счастливым, так и с печальным концом, иначе для них слишком горьки будут первые шаги жизни. Я же слышала много добрых сказок от кормилицы, они были просты и незамысловаты, отец порой баловал меня волшебными историями, неизменно поворачивая так, чтобы в них была крупица назидания и светлое завершение. Было приятно жить среди этих иллюзий, сравнивая себя с их героями и мечтая о счастливом конце и в своей сказке. Вы спрашиваете меня, люблю ли я сказки. Да, люблю. Но с каждым годом азарт и радость, с которой внимаю я им, сменяется печалью, - Паола заглянула в синие глаза волшебника, стоящего напротив, отметив про себя ту лёгкость, с которой держится он с нею, и свою скованность перед ним – Быть может, Вы правы и ничто не может рассказать полнее и правдивей о стране, её легенд, но рассказчик склонен трактовать их сообразно своему опыту, характеру и настроению и рассказывая о преданиях предков, он рассказывает прежде всего о себе. "Но Вы - исключение, Ваш рассказ почти не выдал Вас," - сказала она уже только глазами, а вслух добавила: - Есть ли сказка, что милее остальных Вашему сердцу? Ведь у всех есть свои фавориты.
Заговорив о сказках, де Нуарэ едва заметно оживился. Рассказывая о людях, он вёл нить повествования с удовольствием, но всё же без какого-то огня в глубине души, так, словно люди занимали в его воспоминаниях не самое важное место. Теперь же на дне синих омутов что-то блеснуло, а уголки губ мужчины чуть скользнули вверх. - Боюсь, я не смог бы сказать с уверенностью, что какая-то одна история мне по душе больше других, - пожал плечами герцог, присаживаясь на скамью невдалеке от девушки, но всё же соблюдая некоторое расстояние, дабы её не смущать. - Все сказки разные, каждая повествует о несколько ином осколке бытия, нежели предыдущая или следующая. К тому же в определённый год жизни та или иная притча может прийтись весьма к месту, тогда как спустя всего несколько месяцев, когда изменятся окружающие человека обстоятельства, она перестанет быть столь же актуальной, оставшись просто доброй историей. Герцог задумчиво взглянул в лицо сеньорите. За всё время беседы с нею он ни единым жестом или словом не продемонстрировал того, что замечает её смущение, оставаясь приветливым и непосредственным. И этот задумчивый взгляд, хоть и был пристальным и устремлялся прямо в глаза сеньориты, всё же вовсе не обозначил своей целью как-то побеспокоить её или вызвать новое смущение. - Но, пожалуй, именно сейчас я больше склонен к метафорическим восточным притчам, которые, в отличие от сказок, далеко не всегда стоит рассказывать детям, ибо эти притчи нужно не только слушать и слышать, но и думать над тем, о чём на самом деле они говорят, - де Нуарэ откинулся на спинку скамьи, приняв свободную позу и расслабившись. - А люди, увы, в большинстве случае считают такие сказки, притчи и легенды пустой болтовнёй или всего лишь не самым лучшим способом занять время.
Ей хотелось как можно дольше ловить отблеск его глаз, синева которых стала притягательней и желанней небесной. Под спокойным взглядом де Нуаре в груди что-то надломилось. Умерив гулкие удары, долбящего изнутри, будто чужого, сердца, она отвела взгляд, испугавшись, что собеседник сможет прочесть в её глазах то, в чём она сама себе пока не давала отчёта. - Но не Вы…, - улыбнулась она - если я не затрудню Вас, и если Вы не сочтёте это слишком личным вопросом, то прошу Вас поведать ту, что по Вашему мнению пришлась бы к месту на данный момент.
Де Нуарэ задумался, не отводя глаз от лица сеньориты и чуть рассеянно улыбаясь: не сама улыбка, но её лёгкий след, оставшийся на губах после того, как сама улыбка уже начала соскальзывать, но именно в этот момент о ней забыли, и она так и застыла, не исчезнув, но и не будучи слишком явной. На последние слова Паолы Огюст не ответил, решив, что незачем убеждать сеньориту в том, что она ничуть не затрудняет, заменив слова ответа словами притчи. Герцог чуть повёл плечами, мельком скользнув взглядом от глаз юной маркизы к пейзажу за окном, синеве васильков, собственным рукам, лежащим на коленях со сцепленными в замок пальцами, потом вновь вернулся к Паоле, и тогда Огюст повёл рассказ:
- Однажды, много лун назад, когда долгий путь одного юноши только начинался, некий очень старый и мудрый человек, которого тот юноша имел честь называть своим Наставником, сказал ему что-то важное, что впоследствии стало его невидимым спутником на многие десятилетия. Тогда юноша пришёл к нему с вопросом, на который не мог найти ответа ни в одной книге, ни у кого из живущих, ушедших за грань и даже родившихся за гранью. Выслушав вопрос, Наставник произнёс: “Я ничего не скажу тебе. Попробуй узнать ответ у камня”. И до того самого дня, когда его Наставник сам шагнул за грань, откуда не принято возвращаться, он нередко повторял эти слова, если юноша в очередной раз приходил к нему с вопросом, на который не было ответа.
Годами блуждая по миру, юноша искал ответы на свои вопросы, спрашивал у ветра и леса, спрашивал у огня и воды, спрашивал у земли и неба, и каждый из них отвечал на многое из того, что было ему неизвестно, но никто так и не смог прояснить туман над теми самыми сложными и важными вопросами, которые он в своё время задавал Наставнику. И каждый новый раз вспоминая слова своего учителя, юноша вновь и вновь пытался услышать голос камня. Далеко не всем из живущих в этом мире дано умение понимать даже куда более общительных море, лес и ветер. Шёпот моря, посвист ветра и тихий шелест лесной хвои хоть и сложно уловить, но всё же можно, ибо они живы, как и весь мир, который находится по эту сторону грани. Камни же никогда не жили, но всегда существовали – столь же долго, сколько сама планета. Они помнят то, о чём небо лишь видит сны. Они знают то, о чём огонь строит догадки. Они ведают то, о чём лес не смеет даже помыслить. Но они не живы, а потому их странный язык почти невозможно ни понять, ни даже услышать ни одному живому существу.
Не достанет слов, чтобы описать, как юноша ликовал, когда после сотен и сотен попыток одна из скал наконец откликнулась на его зов. Он научился говорить с камнями уже в то время, когда понимание других звуков мира – ветра, пламени, моря, земли, неба… - стало для него чем-то таким же простым и естественным, как хождение на двух ногах или привычка спать лёжа. Разговор с камнями давался сложнее, но и они постепенно уступали, подчинялись его воле, позволяли слушать и слышать, говорить и спрашивать, узнавать то, что больше никто во всём мире не мог ему сказать. Но пришло время, когда он мог без труда понять любой камень – от глубоко уходящих к земному ядру до высоко вздымавшихся к небу, от огромных валунов до самых маленьких, - и тогда он с удивлением осознал, что даже они не могут ответить на вопросы, когда-то заданные им Наставнику.
Много солнц и лун спустя, когда юноша побывал едва ли не в каждой точке земного шара, когда время успело не единожды сыграть с ним в свои странные игры, когда разговоры с камнями стали чем-то простым и привычным, когда мир изменился до неузнаваемости, когда он познал то, что не дано большинству из когда-либо живших, живущих ныне и тех, кому ещё только предстоит родиться, когда он пережил все человеческие и нечеловеческие чувства и эмоции и когда сердце его окончательно окаменело в груди, он наконец понял то, что хотел сказать ему Наставник.
С тех пор промелькнуло множество солнц и лун. Юноша превратился в мужчину, а после и в старика, сам стал Наставником и делился жизенной мудростью с такими же юношами, каким когда-то был он. И каждому своему ученику, когда тот уходил, чтобы прокладывать собственный путь, на прощание говорил: «Если когда-нибудь ты не сможешь найти ответ на важный вопрос, спроси у камня».
Однажды, будучи уже совсем старым, он написал книгу своих странствий, книгу следования своему пути, книгу знаний и воспоминаний, книгу наставлений. В ней он упомянул эту историю, начавшуюся со слов его мудрого Наставника и не закончившуюся по сей день. Притча эта передавалась из уст уста от учеников этого человека к их ученикам, от них – к своим, а потом и вовсе к другим людям, хотя сама книга через некоторое время была утеряна. Но почему-то до сих пор, сколько бы не прошло лет, повествование притчи завершают одними и теми же словами: …Старик, бывший некогда юношей, любившим сложные вопросы, долго, очень долго размышлял, как назвать эту книгу, прежде чем вывести дрожащей старческой рукой: “Притча о камне, который каждый носит в себе”.
Огюст замолчал, чуть подавшись вперёд и облокотившись руками о колени. Сцепленные в замок пальцы, задумчивый взгляд синих глаз и блуждающая на губах неопределённая улыбка. - Эта притча, сеньорита, приходится месту всегда и везде, где есть люди, - негромко произнёс де Нуарэ. - Потому что именно о камнях в их сердцах повествует эта история.
- Выходит, чтобы найти ответы, нужно превратить своё сердце в мёртвый камень, лишив его страстей и надежд… Высокая цена, - задумчиво произнесла она, робко нарушив тягучую тишину, мысленно примеряя этот способ познания на себя, - Вы оплатили её? – Паола всмотрелась в одухотворённое лицо герцога, где-то в глубине его синих глаз чуть мерцал загадочный огонек, - или я неверно истолковала притчу?
- Это притча, сеньорита, а не руководство к действию для тех, кто ищет ответы на свои вопросы. Каждый понимает её так, как ему хочется. Или как он страшится. Или таким образом, который наиболее соответствует его взглядам на мир и жизнь, - герцог одарил девушку долгим взглядом из-под полуопущенных ресниц и едва заметной улыбкой. - Можно верить, что необходимо обратить сердце в холодный камень, дабы найти ответы на вопросы. Можно верить, что следует просто ждать, пока оно само не окаменеет в груди, очерствев после перенесённых жизненных тягот и невзгод. Можно верить, что в теле каждого человека и без того находится мёртвый камень и необходимо попытаться оживить его, прежде чем задавать какие бы то ни было вопросы. Де Нуарэ не отводил глаз от лица Паолы, словно пытаясь прочесть, какое понимание притчи она выберет для себя. - Превратить сердце в твёрдую породу гораздо проще, нежели заставить мёртвый камень в своей груди почувствовать хоть что-нибудь, - и без того не громкий баритон мужчины на этих словах прозвучал и вовсе тихо. - Вы никогда не задумывались о том, сеньорита Порпорино, что, возможно, каждый раз, сдерживая какой-то свой истинный порыв, человек собственноручно превращает в камень частицу своего сердца?
- Думаю, сердце остывает, когда начинает сожалеть об умерщвлённом порыве, либо считать его лишним и смешным, если же нет, то сила следующего, рождённого им стремления, будет преумножена огнём прошлого, - под пристальным взглядом герцога Паола потерялась, стараясь собрать воедино осколки своих мыслей, она тщательно подбирала слова, - но Вы так и не ответили на мой вопрос.
Огюст улыбнулся, вновь откинувшись на спинку кресла, всё так же улыбаясь девушке. - Я не прилагал никаких усилий, чтобы превратить своё сердце в камень, сеньорита. Но не понимаю, почему вас так заинтересовал этот вопрос, - некое подобие любопытства, вернее даже любознательности, свойственной тем, кто привык почти всегда добираться до сути любой неясной задачи, промелькнуло в глазах де Нуарэ. - Говорят, что чужая душа - потёмки. Порой сориентироваться в этой темноте весьма сложно. А порой бывает и опасно.
- Но всегда хочется знать, кто идёт с Вами рядом, особенно если небо затянуто тучами и буря всё усиливается, - только губами улыбнулась она. В тот момент, когда герцог улучил её в определённой бестактности, Паола смутно поняла, от чего этот вопрос был так важен, хоть ответ на него и не давал осязаемых надежд, но чтобы получить их, нужно было бы задать другой, более прямой, а этого маркиза позволить себе никак не могла. - Если страх перед такой темнотой и опасностью Вас останавливает, то у Вас никогда не будет ни настоящих друзей, ни настоящих врагов.
Огюст сдержанно рассмеялся, нарушив некоторую серьёзность воцарившейся атмосферы. - Не понимайте мои слова настолько прямо, сеньорита, я ни в коей мере не желал показать вам, что ваш вопрос является неприятным, как и не хотел вас смутить или расстроить, - герцог мягко взглянул на девушку синими глазами, сейчас похожими на спокойные лесные озёра, в которых отражается безоблачное небо и лучи мягкого солнца. - А говоря о потёмках души человеческой, я имел в виду не себя, а вас и уже упомянутый ваш вопрос, который, как на него не посмотри, простым назвать нельзя. Не страшит ли вас такая темнота чужой души?
Паола улыбнулась, ещё более смутившись. "Я боюсь только своей глупости и своего сердца", мелькнуло в её глазах. - Никогда не думала об этом, - уже вслух сказала маркиза, чуть пожав плечами, - Страшит, в какой-то мере, но я предпочитаю верить в людей.
- Я стараюсь, - ответила она, и взгляд её перестал различать окружающие предметы, всматриваясь в собственное сердце и ища там ответа - но выходит не всегда, - вернувшись она улыбнулась, - Я - человек, а это значит, что и сердце моё имеет меру, и вера, - слова её не были пустыми, за ними стояли её вера, её искренность, - возможно, с приобретением опыта я поменяю своё отношение, когда кровь станет холодной, омывая остывший камень сердца. Что-то подсказывает мне, что и Вас не страшит та темнота, о которой мы говорим. Я ошибаюсь?
- Нет, не ошибаетесь, сеньорита, - ответил де Нуарэ после секундной паузы, потраченной им на раздумие. - Для юной особы, проведшей большую часть жизни в четырёх стенах отцовского дома, вы весьма прозорливы. Быть может, вам действительно следовало бы посмотреть мир, чтобы на некоторые вопросы, которые вы, несомненно, задавали самой себе, за пределами знакомой Италии найти хоть несколько ответов. Хотя, конечно же, эти ответы не даст вам никто иной, кроме вас самой. Разве что, пройдя некоторый путь и обретя жизненный опыт, это будет сделать проще. Герцог тепло улыбнулся, стараясь не дать понять посерьёзневшим своим взором, что не рассчитывал на ведение подобных бесед, и некоторые слова сеньориты его не то чтобы удивили, но показались всё же не совсем ожиданными. Впрочем, это ни в коей мере не повлияло на приветливость молодого мужчины и готовность вести беседу дальше - в любом тоне, который предпочтёт девушка. - Что же до моего... - герцог чуть замялся, улыбнувшись, прежде чем продолжить, - бесстрашия в процессе вглядывания в чужие души, то, боюсь, у него совершенно иная природа, нежели у вашего, поддерживаемого верой в людей.
- Тогда какова его природа? Любопытство? Уверенность в собственных силах и способности защитить себя? – Паола вгляделась в глаза герцога, так искусно скрывавшие в глубине своей синевы подлинные мысли, пытаясь уловить в них малейшее движение.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума