Отправлено: 10.11.06 21:19. Заголовок: "Разговор по душам" Церквушка Maria Caritatevole. 5.07.1752 09:00
Летнее солнце уже не на шутку припекало, несмотря на ранний час. Падре Витторе, закасав рукава сутаны, подстригал зеленую изгородь у стен церкви. Работа была в радость - ни годы в семинарии, ни жизнь, посвященная истовому служению Господу, не заставили Витторе искренне полюбить книжную пыль и прохладу кельи. Священник довольно оглядел дело рук своих, вошел в церковь и остановился у алтаря.
Фигура женщины, кажущаяся прозрачной в лучах утреннего солнца, неспешно двигалась вдоль по зеленой аллее. Сеньора Чиаро была облачена в легкое, жемчужного цвета платье, едва открывавшее плечи, затканное темно-зеленой вязью растительного орнамента. Лицо Донны Инкогнито неизменно скрывала полумаска, обтянутая той же тканью, что и ее туалет, расшитая тонкой шелковой нитью. Белокурые волосы, собранные в строгую прическу, покрывал газовый платок. Изящная рука в кружевной перчатке время от времени касалась упругих листьев. Почти бесшумное скольжение, едва слышный шорох не слишком пышных юбок. Склоненная голова и молчание, которое, кажется, невозможно нарушить. Виттория переступила порог храма и, увидев фигуру падре, направилась к нему. Пройдя ровно до середины, молодая женщина остановилась в проходе между скамей, словно не решаясь подойти ближе к священнику и тому, кто был распят на кресте.
Священник обернулся, услышав звук шагов и легкий шелест платья. Спустился по ступеням алтаря в проход, чуть сощурившись, - прихожанка стояла как раз напротив прохода, и яркий свет утра слепил после церковного полумрака, позволяя разглядеть лишь силуэт - поглядел на вошедшую сеньору... сеньориту? - Dominus vobiscum, - сказал, стараясь, чтобы голос звучал с достоинством.
Утренний свет освещал фигуру Виттории со спины, создавая своеобразный ореол, светлые волосы, убранные под газовое покрывало, казались белым свечением, женщина подняла голову и подошла ближе к падре, так же неспешно, невесомо, почти бесшумно. На миг она заглянула священнику в глаза. Ясный, лучистый взгляд, исполненный необыкновенного спокойствия. - Et cum spiritu tuo… - в следующую секунду Виттория опустила голову, спрятав взгляд, выражая смирение, покорность и глубочайшее почтение. - Здравствуйте, падре.
- И вам доброго утра, filia mia, - негромкий голос падре гулким эхом разнесся по пустой церкви. Как только глаза Витторе немного привыкли к контрасту света и тени, священник удивленно нахмурился: здесь не Венеция с ее вольнодумными забавами, чтобы скрывать лицо. Но вместо того, чтобы сказать это вслух и конечно тут же прослыть невеждой, спросил: - Вы недавно посетили наши края, верно? Я не видел вас раньше в своем приходе.
- Все так, падре, - тихо ответила молодая женщина с мягкой улыбкой. Выражение недовольства падре, промелькнувшее на его лице, она, казалось, не заметила. Длинные, изящные пальцы чуть сжали небольшую тканевую сумочку, стянутую шелковым шнуром. – Простите, если помешала вашему уединению… - в голосе прозвучала почти детская растерянность, на щеках едва проявился румянец. Донна Инкогнито подняла взор на падре, ненавязчиво оглядев его с ног до головы, улыбка мягкая и целомудренная, которой улыбались ангелы с фресок и красавицы со старинных картин, не исчезла. Глаза Виттории удивляли своей прозрачностью и чистотой.
- Вы не помешали, filia mia, - Витторе улыбнулся ободряюще. В конце концов у дамы могли быть уважительные причины... - Я здесь для того, чтобы служить Господу и в меру моих скромных сил помогать всем, кто ищет совета и утешения.
- Тогда я правильно выбрала дорогу, падре… - Виттория взглянула на распятие за спиной священника, так символично нависшее над ним, словно бы Христос укорял своими ранами и служителя, и прихожан. В этом храме чувствовалась строгость. В конце концов, в каждом монастыре следует соблюдать свой устав. – И мое присутствие здесь обратится радостью… - после секундного молчания добавила шепотом сеньора Чиаро, словно бы не решаясь поведать то, что тяготило сердце, голос жещины звучал печально.
- Вас что-то тяготит, - сказано было не столько вопросм, сколько утверждением. - Господь всегда помогает тем, кто готов открыть ему свое сердце. Молитва, искренее покаяние, или просто просьба о добром совете - за чем бы вы ни пришли в Храм Божий, filia mia, вы найдете здесь утешение.
- Как говорит Писание, разбойник, покаявшийся на кресте, был спасен… - задумчиво произнесла Донна Инкогнито, - может ли быть спасена заблудшая душа одним искренним покаянием, падре?
Молодая женщина вздохнула, опустив голову: - Меня томит уныние, падре. Я знаю, что это тяжкий грех, но, видимо, богословы были правы, говоря о слабостях женщины. Я не могу избавиться от воспоминаний о днях скорби, которые мне довелось пережить. И как бы я не старалась радоваться, моя радость выходит неискренней, будто я играю какую-то глупую пьесу бесталанного автора. Как мне быть падре, если мое сердце ноет каждый раз, если все вокруг напоминает о горечи и боли? – голос был тих, но слова звучали, как пламенная мольба о спасении.
- Уныние - это плод поисков радостей земных, filiа mia. Ни одна радость земная не может в полной мере утешить сердце, которое истекает кровью. Тем больше, если рана сильна и свежа. И только мысли о Господе, служение ему могут излечить стражджущую душу. Земная жизнь тщетна, она - всего лишь ступенька на пути к вечным мукам, искуплению или вечному блаженству в Царстве Господнем. Страдания же приближают душу к Царствию Божьему. Каждое слово, словно камень, падало под ноги прихожанке. Падре Витторе помолчал мгновение и чуть тише добавил, коснувшись пальцами четок: - Радость - хитрая и осторожная птица, filia mia. Ее поймать можно только тогда, когда на душе легко. И птица эта боится боли. Но боль боится искренности, filia mia. Искренность не позволяет ей расти в сердце и отравлять его, подобно медленному яду.
Хрупкие плечи женщины согнулись, словно под невидимым гнетом. – Неужели Бог так строг, что не может впустить дитя свое в теплый солнечный день, в ласковый райский сад – просто так, из доброты великого сердца?
- Скажите, падре, если Господь милостив, за что он наказывает невиновных? Чем они провинились перед ним? Почему так много беззакония? Почему, людям, чтобы они могли чувствовать радость, чтобы сумели попасть в заветный сад, надо ходить по терниям, пробираясь окольными путями, крадучись, словно воры? Или это от того, что однажды был опробован плод? – Виттория подняла голову и заглянула в глаза священника. Все то же сияние летнего утра, бьющее в спину. Женщина в светлых одеждах, фигура, кажущаяся нереальной, глубокий и тихий голос, словно заполняющий собой все пространство церквушки и взгляд, пристальный и пронзительный, вместе с тем, исполненный кристальной чистоты.
Падре Витторе встретил взгляд прихожанки и замолчал. Под сводами церкви раздавался только сухой стук четок. - Скажите, filia mia, - спросил наконец, - что бы вам понравилось больше: люди, водимые на ниточках, словно куклы в ярком шатре на ярмарке или свободные в своих поступках, какими бы они ни были?
- В таком случае, человек должен нести ответственность за свои поступки, - твердо ответил священник. - Но Господь в бесконечной милости своей дает нам возможность не только искупления, но и покаяния, когда искренностью и верой можно спасти погибшую душу.
- За что ответственен ребенок, которого, к примеру, лишают семьи и близких? За что отвечает осужденный по ложному приговору честный человек? Что им делать? – Виттория осторожно достала из сумочки платок, слегка сжав его в ладони. – В этом мире так много противоречий, падре. Не на все вопросы можно найти однозначные ответы. Это томление… - Донна Инкогнито вздохнула, - разбивает сердце, - на щеках снова проявился румянец. Необычайное сочетание невинности, наивности и житейской зрелости.
- Люди сами причиняют себе и друг другу страдания, - в глазах священника зажегся упрямый огонек, - своим упрямством, ленью, тем, что поддаются страстям. Либо человек свободен и волен делать все, что угодно, либо он кукла, послушная нитям того, кто решил развлечь веселую публику. Дитя не виновато, filia mia. Но виновны те, кто лишил его семьи. Вы правы, говоря, что все дело в запретном плоде. Свобода выбора - страшное приобретение. И не каждый может достойно распорядиться этим наследством.
Донна Инкогнито кивнула, потом вдруг совершила внезапное, порывистое движение, обняв падре Витторе, как дитя обнимает отца и, прижавшись к мужчине, положила голову на плечо. Молодая женщина беззвучно плакала, хрупкие плечи дрожали. Шепотом она бормотала что-то неразборчивое, иногда в словах угадывались обрывки молитвы: - Agnus Dei… - сквозь тихий всхлип, словно в приступе удушья, - Filius Patris; qui tollis… - руки женщины не отпускали падре, - peccata mundi, miserere nobis… - она держала его так, будто ребенок, долго блуждавший по лесу, случайно набревший на сторожку отшельника, решивший рассказать ему о всех ночных кошмарах, - qui tollis peccata mundi, suscipe deprecationem nostram; qui sedes ad dexteram Patris, miserere nobis...
Витторе молча внимал словам "Gloria", которые звучали сейчас, словно искреннее покаяние и просьба о защите, чуть сжав хрупкие плечи жестом успокоения. Должно было призвать прихожанку исповедоваться, но Витторе вместо этого молча ждал. Слезы иногда тоже облегчают душу.
- Quoniam tu solus Sanctus, Tu solus Dominus… - произнесла Донна Инкогнито после нескольких минут тишины. Сейчас могло показаться, что купол храма обрушится со всей яростью разгневанных небес, рухнув на землю. Но ничего подобного не произошло. - Tu solus Altissimus, Jesu Christe, cum Sacto Spiritu in gloria Dei Patris… - Виттория медленно, словно в полусне, отстранилась от падре и взглянула на него ясным взглядом, на щеках виднелись две дорожки от слез, огибавшие красивый подбородок. Губы женщины побледнели, она, тяжело дыша, произнесла последнее слово: - Amen, - будто бросила камень, закрыла крышку гроба, заколотила досками дверь. Сеньора Чиаро поднесла платок к лицу, но так и не воспользовалась им, замерев, как изваяние. – Простите, падре…
Витторе отпустил прихожанку и отошел на шаг. Пытливо взглянул в глаза. - Filia mia, молитва в ваших устах - как самобичевание, - проговорил несколько растерянно.
- Я не знаю иного пути, падре. Слова молитв даются тяжело, и кажется, что я не достойна произносить их вслух, лишь иногда, шепотом... - Виттория пожала плечами. Некоторое время она старательно прятала возникшую неловкость, потом снова взглянула на падре, неожиданно улыбнулась, светло и солнечно. Таким светом полыхают капли на зеленых листьях после дождя, искрясь и переливаясь. Прозрачность глаз стала еще чище. – Я никогда не забуду вас, падре. Вы облегчили мне душу, - произнесла женщина совершенно искренне.
- Слова молитв даны человеку, чтобы молиться. Нет никого, кто был бы недостоин произнести их. Главное - чтобы слова шли от сердца, а не для того, чтобы показать благочестие. - Витторе склонил голову в знак благодарности. - Для меня большая радость, что я смог помочь вам.
- Показному благочестию грош цена, падре. Это знает любой, кто хоть что-то смыслит в благочестии и его отсутствии, - последние слова женщина проговорила серьезным тоном, без тени прежней мягкости. Виттория сочла слова прощания излишними, позолив себе лишь короткий кивок. Плавно развернувшись, Донна Инкогнито покинула Дом Божий так же тихо, как и пришла в него. Только теперь жаркое июльское солнце освещало ее гордо поднятое лицо. Но для падре Витторе, глядевшего незнакомке в спину, она снова виделась хрупкой фигурой, охваченной неясным свечением.
Витторе смотрел вслед странной прихожанке, теряясь в догадках. Молодая женщина появилась, словно ниоткуда. Маска. И странная манера молиться, словно наказывая себя каждым словом. Страждущая душа, жаждущая простого разговора и тем не менее не желающая милости отпущения грехов, даруемой Церковью. Священник сжал четки, словно они могли помочь понять суть произошедшего. Поднял четки к губам, поцеловал крест, опустил руку. Сухой щелчок. - Credo in unum Deum... Розарий всегда помогал Витторе собраться с мыслями.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума