Vedi Napoli

Он знал этот квартал будто всегда жил в нем, а в этом квартале знали его. Небольшой дом, лестница, ведущая на второй этаж, люди, что не задают лишних вопросов. Фалько постучал, открыли не сразу. Когда на пороге возникла женщина лет сорока в простом темно-сером платье с масляной лампой в руках и вместо приветствия выдала порцию отборной брани, Фалько широко улыбнулся. Белые зубы сверкнули во тьме.
- Дьявол! – выругалась женщина.
- Нет, всего лишь я, - ответил Фалько, - ты… впустишь меня?
Она попятилась назад, пропуская его в дом. Как ни странно, здесь не было привычной для этого района города вони, жилище выглядело опрятным и чистым внутри. Когда мужчина бросил на пол прожженный камзол, женщина грозно шикнула на него:
- Не пачкай пол. Только сегодня натерла.
Только сейчас он почувствовал усталость, навалившуюся разом, ломоту в плечах и спине, сухость в горле и невозможность дышать. Фалько нагнулся, поднял с пола прожженную ткань и, откашлявшись, тихо ответил:
- Да, конечно, прости… - во взгляде появилась растерянность.
- Раздевайся, - она деловито собрала в узел темные, с ранней проседью волосы, - вещи можешь сложить сюда, - тон голоса смягчился и звучал теперь по-матерински ласково.
– Ты не ранен? Ну и разит же от тебя… Выглядишь, как черт, весь в саже.
В ответ он мотнул головой:
- Могу я рассчитывать на мыло и теплую воду?
- Понадобится время, - сказала она, - пойдем, я тебе помогу.
- Я сам…
- Пойдем, - повторила она настойчивей, ухватив его за руку, - пока я буду греть воду, расскажешь, что произошло.
Вместе они сложили деревяшки и развели огонь, пока она хлопотала над большим чаном, Фалько кратко и сухо повествовал о происшествии в таверне. Она слушала молча, только иногда отпускала едкие комментарии, кляня всех пьяниц и картежников белого света. Разогнувшись, придерживая поясницу, женщина спросила:
- Совсем ничего?
- Ничего не осталось, - подтвердил Фалько, - ты же знаешь, что такое просушенное дерево и масло.
- Я знаю, что такое порох, - кивнула она. Оба рассмеялись. Взяв полотенце, она осторожно обмакнула его в таз с теплой водой, разорвала рубашку, отерла сажу.
- Ты чертовски удачлив, ястребок.
Он ничего не ответил, только покачал головой.
- Шляпа сгорела, жаль, - сказал через время, - дорогая была шляпа, - скривил губы в усмешке.
- Шляпу ему жаль, - проворчала она, - новую купишь. Дай-ка я твое плечо посмотрю. Болит?
- Нет, - он снова мотнул головой, грязные волосы упали на лицо.
- Ты бы снял это и умылся. Пугало огородное, - отошла, чтобы унять пламя и поворошить оставшиеся угли.
Фалько поднял голову и картинно осклабился, в шутку стараясь ее напугать.
- Брось кривляться. На вот, держи. Дальше сам, - она кинула ему другую чистую тряпицу и быстро ушла, прикрыв за собой дверь.
Когда дверь закрылась, он медлил еще пару минут, поднявшись с табурета и озираясь, словно затравленный зверь. Дыхание сбивалось, сделав пару шагов, опершись на стену, он начал медленно сдирать оставшуюся одежду. В глазах периодически темнело, в эти моменты время замедляло свой бег, потом с нарастающей скоростью и шумом в ушах снова возвращалась окружающая реальность. Ему почему-то стало смешно. Все произошедшее тогда, как и в любое другое время, казалось странным, гротескным сном, да и это не было явью. Фалько распустил волосы и снял маску. Одежда кучей закопченного тряпья валялась на полу. Мужчина перемахнул через бортик чана и с тихим плеском погрузился в теплую воду. Так он провел достаточно долгое время, бессмысленно елозя тряпкой по телу, старательно смывая грязь, растирая щелок, щипавший кожу. Здесь не было того, к чему он привык, но Фалько умел довольствоваться малым и был благодарен за то, что давала судьба. Выбравшись из воды, он нашел бутыль с оливковым маслом и сложенную одежду, довольно поношенную, но чистую, другой здесь быть не могло. Завернувшись в простынь, он дал влаге впитаться в ткань, затем натерся маслом, медленно втирая его в кожу. Дурная кровь, белая, тонкая кожа, синеватые прожилки вен. Рядом обнаружился кусок зеркала, он не стал в него смотреть, наспех расчесал волосы гребнем, собрал их в хвост на затылке и принялся в раздумьях кружить по комнатке, потирая острый подбородок с начавшей отрастать, редкой щетиной, шлепая босыми ногами, оставляя на каменном полу мокрые следы. Человек, которого он встретил в таверне… был ему знаком. Сегодня Фалько представился шанс увидеть его достаточно близко. Мужчина вспомнил покрытое копотью лицо аристократа и тихо рассмеялся. Что сподвигло того вернуться в таверну через черный ход, оставалось только гадать. Он не верил во внезапно проснувшиеся благородные порывы. Впрочем, у каждого свои развлечения. «Бог вам судья. Я не прокаженный, присмотритесь повнимательнее. Я все лишь намеревался оказать вам любезность» - вспомнились сказанные в сердцах слова. Снова смех, перемежающийся кашлем. Для него все они, за редким исключением, были прокаженными. Только эта зараза цвела буйным цветом внутри, со временем выходя наружу, проявляясь в гнойниках, оспинах и провалившихся носах, в трясущихся руках пьяниц, подагре, старческом бессилии и невыносимом смраде, который источали поры кожи, как бы они не старались ее умастить. Вонь преследовала их повсюду, и если не смердело тело, то запах гнили исходил от души. Запах гнили и запах смерти – почти одно и то же. Маска из светлой кожи, почерневшая от гари, валялась среди обрывков одежд, Фалько поднял ее, покрутил в руках и, улыбнувшись, отбросил в сторону. Бесконечный венецианский карнавал. Истинные лица те, что люди надевают, чтобы скрыть маски, дарованные им природой или воспитанием. Так, в раздумьях о лицах, масках, человеческих пороках и мотивах на первый взгляд благородных поступков, он неспеша оделся, повязал на голову широкий отрез ткани, наподобие того, как это делали мамлюки, скрывая лицо от песчаной пыли, и вернулся в комнату, где ждала его добрая хозяйка, иногда дававшая тепло и кров.
- Брось это в огонь, - Фалько с порога протянул ей собранную в узел одежду, - пусть догорит.