Приглашение от маркиза Савальери – небольшой конверт, доставленный неразговорчивым посыльным, невзрачным, как воробей, купающийся в пыли неаполитанской улицы в компании десятка своих сородичей (или как агент секретной службы) – застало герцога Мидоллини за сборами на прием к сеньоре Нессуно. Озадаченное движение бровей, торопливое, слегка раздраженное движение - конверт летит на пол, а глаза внимательно вчитываются в скупые строки, написанные рукой главы тайной канцелярии. И кажется, в дом к Нессуно Чезаре уже не едет. – Перо, бумагу, экипаж. Еще одна записка, полная витиеватой вежливости, за которой вполне искреннее сожаление. Переодеваться уже нет времени, таким он и достанется "другу Никколо", в светло-сером, богато расшитом серебром и шелком камзоле, с умело припудренным лицом и тщательно уложенной для торжественной оказии шевелюрой. Звонкий цокот копыт по мостовой, мерное покачивание кареты, и заметно нахмуренные брови, откровенно не вяжущиеся с изяществом выбранного для светского раута платья. Не более четверти часа в пути, и вот уже Чезаре Мидоллини на пороге обиталища маркиза.
- Входите же, Чезаре, - канцлер сам отворил тяжелую дверь перед гостем. - Вы оказываете мне честь своим посещением, друг мой. Догадываюсь, что ухитрился испортить вам вечер...
Канцлер вопросительно приподнял левую бровь. Не говоря больше ни слова, он проводил гостя в библиотеку, где застенчивая горничная расставляла на маленьком столике бокалы, запыленную бутылку вина и блюдо с фруктами. Дождавшись, пока девушка уйдет, и тщательно закрыв за ней дверь, Савальери вытащил из внутреннего кармана камзола перевязанную шелковой лентой пачку бумаг и по-прежнему молча протянул ее гостю.
Мидоллини читал неторопливо, словно запоминая не только содержание прочитанного, но и фактуру бумаги, цвет чернил, запах писавшего их человека, едва уловимый, но все же намертво въевшийся в каждый листок. Закончив, герцог поднял взгляд на ожидающего его… Ответа? Мнения? Возмущения?… канцлера. Непривычно усталый взгляд. – Да, это очевидно не любовные послания. Вы предоставили ему возможность объясниться? Он помнил прекрасно двухдневной давности разговор с Виперой тет-а-тет. Блики света, сведенные от внутреннего напряжения скулы, столкновение взглядов. И обрывки двусмысленных фраз, мечущиеся от одного собеседника к другому. Недомолвки… Но за этим должен был последовать разговор Виперы с Савальери. Знать бы, состоялся он, или нет…
- Едва заметная укоризна в глазах. Даже вещь, нынче разломанная и бесполезная, когда-то служила, вероятно, верой и правдой. Но свои сомнения Мидоллини предпочел оставить при себе. В делах короны, в перипетиях тайной политики подобной сентиментальности нет места. Так что… пожалуй… канцлер прав в своей бесстрастности. – Рыдающая змея? Это непривычно. Видимо, время многое меняет, Никколо. Как вы намерены поступить теперь, ваша светлость? И как прикажете поступить мне?
- Выбор у меня не велик, Чезаре. Каким бы ни был этот человек, теперь он работает на меня. Я обязан защитить своего агента даже от него самого, - канцлер помолчал и добавил будничным тоном: - Он решил, что убийцу подослал я. Значит, мне придется защищать его и от самого себя.
В темных глазах сеньора Мидоллини сначала сверкнуло откровенное непонимание. Потом такое же откровенное удивление. – Какое, однако, неожиданное милосердие, Никколо. Резанувшая воздух язвительность, а затем нахлынувшая внезапно волна облегчения. Предатель и в то же время «не предатель». Опасно оступившийся, но все же не сорвавшийся в пропасть друг. Ну, или почти что друг. Последнее было уже не столь важно. Предполагаемый убийца-агент англичан, он же Призрак, был для Чезаре гораздо более привлекательной мишенью, чем Випера. Враг без лица – самый удобный враг. – Значит, наша цель – Призрак? Спросил герцог тихо. И укоризненно добавил: – Если бы вы знали, маркиз, с какого важного приема вы меня сорвали. В доме у сеньоры Нессуно должны были собраться многие из участников событий на вилле. Теперь мне придется, подобно Призраку, гоняться за ними по отдельности, вызывая на откровенность.
- И каждый будет лгать, как очевидец, - немного рассеянно заметил Савальери. - У меня есть очень подробный рассказ о событиях на вилле. Рассказ пострадавшего. Я почти уверен, что он ничего не скрыл - это не в его интересах. Канцлер наполнил бокалы и неожиданно улыбнулся. - Я все-таки испортил вам вечер, друг Чезаре. Но скажите, положа руку на сердце, вы считаете время, проведенное со мной, потраченным впустую?
– Что вы, Никколо. Если бы я не боялся показаться вам дурным актером, я бы заявил патетически, что вы сняли камень с моей души. Улыбка была встречена улыбкой, и герцог с видимым удовольствием отхлебнул предложенного канцлером вина. – Но поскольку актер из меня посредственный, а поэт и того хуже, скажу просто, я рад, что поехал сегодня к вам, а не к Нессуно. Еще один глоток. Еще. Чезаре с трудом сдерживал себя от внезапного желания пить вино, словно воду, жадно и до дна. Чтобы рассмотреть до мельчайших подробностей это самое дно бокала. – И все же… Что-то не сходится.. Не знаю. – Облегчение Мидоллини постепенно сменялось задумчивостью. - Господа на вилле вообще вели себя странно. Позволили убийце устроить дуэль. Вместо того, чтобы объединиться и призвать его к ответу. Трое взрослых мужчин… И кроме того, - это всего лишь намек, сеньора Франческа тут не добавила большой ясности, - среди участников всего этого опасного фарса какое-то время шли разговоры о том, что у Призрака якобы есть сообщник. И это – один из гостей маркиза Порпорино.
Савальери был странно спокоен. - Значит, так... Тем лучше, тем лучше, - произнес он, словно бы про себя. - Скажите, Чезаре, вы никогда не интересовались журналистикой?
- Только как читатель, - собеседник слегка пожал плечами. – Вас больше не устраивает мой личный эпистолярный жанр, Никколо? Безмятежный намек на манеру, в которой Мидоллини обычно передавал канцелярии могущие заинтересовать её сведения. – К сожалению, маркиз, все мы во многом рабы своего происхождения и положения в обществе. Герцог-репортер… Думаю, это порядком повеселило бы Неаполь.
- Что вы, друг Чезаре, - канцлер заметно повеселел, явно задумав какую-то хитрость, - ни за какие блага мира я не поделюсь с публикой, - в голосе скользнула брезгливость, - плодами вашего пера. Прочитав ваши эпистолы с максимально возможным вниманием, я сжигаю их, мой друг, сжигаю дотла и рассеиваю пепел, чтобы быть уверенным, что навек останусь единственным читателем ваших бесценных замет и наблюдений. Я всего лишь хотел спросить - сколько ваших светских друзей и знакомых читает газеты?
– Все, насколько мне известно. Дань моде в совокупности с нежеланием прослыть невежей. Если Мидоллини и оценил откровенность канцлера в отношении судьбы его занимательных заметок, то предпочел не подать в этом вида. – Вы хотите сделать тайное явным, друг мой?
- Зависит от страницы. Некрологи, например, раздел весьма неприятный, но неизбежный. Сеньор Мидоллини задумчиво взглянул на собеседника поверх края бокала. – Кого вы вознамерились припугнуть подобной перспективой, - увидеть свое имя на страницах «Неаполитанского вестника», - Никколо? Скелеты в шкафу есть у всех. Это без сомнения. Те скелеты, что, будучи извлеченными на всеобщее обозрение, могут стоить человеку имени, репутации, положения в обществе. А иногда свободы, да и самой жизни.
- Чтение собственного некролога едва ли способно напугать просвещенного человека. На дворе все-таки не Темные века, - с едва заметной насмешкой заметил Савальери. - Мне скорей приходят на ум страницы светских скандалов и городских происшествий. Предположим, - продолжал он, понизив голос и снова сделавшись серьезным, - только предположим, герцог, что в один из ближайших дней какой-нибудь из этих листков, вестников, глашатаев правды и т.д. напечатает примерно следующее... Канцлер закрыл глаза и заговорил монотонно, словно читая с листа: - Помолвка синьорины П., трагически прерванная убийством жениха, потрясла свет. Нам стало известно, что Тайная канцелярия намерена полностью раскрыть злодейский заговор, не ограничиваясь арестом и казнью самого убийцы. К изумлению следствия, самое непосредственное отношение к трагедии имел... Савальери взглянул на герцога: - Перо опытного журналиста придаст моему наброску все необходимые оттенки. А пока - не прикажете ли подать ужин, Чезаре?
- В первую очередь это заденет репутацию человека, виновного лишь в том, что он неудачно выбрал себе гостей на помолвку дочери, - негромко заметил Чезаре, пытаясь угадать за серьезностью выражения лица канцлера подлинную серьезность его намерений. – Злословие высшего света растерзает семейство П., надеюсь, у вас нет в этом сомнений. Вы надеетесь расшевелить муравейник, Никколо, и полюбоваться, как муравьи ринутся спасать свою королеву? Возможно, вам стоит предупредить участников будущего скандала о том, что их ждет, еще до того, как этот скандал грянет? Герцог неторопливо отставил бокал в сторону. – Ужин будет весьма кстати, маркиз. Жду с нетерпением.
Распорядившись насчет ужина и подождав, пока молчаливая девушка с рассеянным взглядом накроет на стол, Савальери заметил: - Вы милосердны, Чезаре. Но почему сразу злословие? На первый взгляд, семейство П. всего лишь случайная жертва трагедии. Свет любит окружать сочувствием несчастных, особенно когда те богаты, обаятельны и полезны...
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума